Ваш послужной список впечатляет. Получили высшее образование, возглавили заочное отделение агарного техникума. После руководили крупными сельхозпредприятиями. Почему перешли на работу в министерство?
- Я обычный гражданин Удмуртии, живу в селе, мои родители учителя. У нас никогда не было связи с органами власти. И все, что со мной произошло – дело случая.
В феврале 2018 мы активно начинали подготовку к посевной в хозяйстве. И тут Глава Удмуртской республики предложил мне пост министра. Честно, прежде чем согласиться, думала недолго – бывают такие предложения, от которых невозможно отказаться.
Искренне верю, что полученные на производстве знания и навыки должны помочь мне как государственному управленцу принимать адресные и правильные решения, направленные на максимальное увеличение сельхозпроизводства и повышение доходности предприятий. А вообще я очень тепло отношусь к той деятельности, которой занимаюсь. Люблю сельское хозяйство.
Некоторые аграрии считают, что, поскольку вы работали в «КОМОС ГРУПП», вы их «ставленник». Вы человек «КОМОСА»?
- Конечно, я слышала, как за спиной коллеги обсуждают эту тему. Тем более последнее мое место работы до назначения на пост
министра – агрокомплекс «Бабинский», сельхозпредприятие «КОМОСА». Людям всегда нужно что-то обсуждать, поэтому к сплетням я отношусь спокойно.
Я человек. Человек, который пришел работать на госслужбу. Я преследую интересы государства. Вне зависимости от того, где я работала раньше, сейчас у меня не может быть никаких притязаний в отношении той или иной коммерческой организации. Это моя позиция. Вопрос решенный.
Из чего складывается рабочий день министра?
Пост министра для меня - огромная ответственность. Отсутствие выходных стало условной нормой. В начале августа я взяла отпуск на 5 дней. В первый выспалась, а уже на второй начала себя винить за то, что ничем не занимаюсь. В итоге уехала на работу и последние дни отпуска провела в делах.
День начинается в 05:00 - 05:30 с тренировки. Затем еду в Ижевск из дома, дорога занимает час. За это время успеваю послушать новости по радио.
График на весь день расписан. Как правило, последние встречи начинаются в 7 вечера. После занимаюсь документами, письмами. Удачно, если уезжаю с работы в районе 9 вечера, неудачно – если около 11.
Я часто езжу по муниципальным образованиям. Мне важно понимать, что реально происходит на местах. Потому что из кабинета в здании министерства не сильно видно, как живет село. По субботам посещаю хозяйства. Даже в воскресенье не всегда остаюсь дома, порой без предупреждения выезжаю на поля.
Также в выходные у меня две тренировки – по боксу и силовая. Спорт помогает поддерживать себя в хорошей физической форме. Да и подаю пример детям – нельзя лениться, жалеть себя. Жизнь - в движении.
Конечно, уделяю время и семье. У меня две дочки, старшей 20 лет, младшей 5. Благо есть хороший тыл – родители. Они помогают следить за детьми, пока я работаю.
Женщин, занимающих высокие посты в исполнительной власти не так много. Тяжело ли вам приходится в мужском коллективе?
- Действительно, женщинам очень сложно. Но не потому, что они чего-то не могут. А потому что им постоянно, каждый день приходится доказывать: я – человек, имею ту же квалификацию и навыки, что и другие люди, я просто работник. На работе нас должны воспринимать как специалистов без гендерной привязки. И вообще я знаю огромное количество примеров, когда мужчинам стоило бы поучиться у женщин.
Особенно поначалу мне было сложно. Я ловила на себе много снисходительных взглядов. Как будто коллеги думали: «Что ты можешь? Чего тебе надо, девочка?». Это меня закалило, и сейчас подобное забавляет. Я благодарна людям, которые при встрече пытались показать свое превосходство, основанное лишь на гендерном различии.
Однозначно, такое «предвзятое» отношение к женщинам – отголоски менталитета. Хотя в Удмуртии исторически матриархат. У нас женщина - основа всего клана, главная в семье, в роду. Жаль, что мы забываем свои корни.
Этот год был очень тяжелым по погодным условиям. Какой ущерб понесли аграрии Республики? Могут ли они рассчитывать на какую-либо помощь от государства?
- Ситуация непростая. И осложнена она событиями, которые начались еще в конце прошлого года – начали расти цены на корма, особенно белковые. По отдельным категориям ценник вырос на 80%.
Пришла весна, производители понимают, что зерновой рынок будет интересным. Поэтому увеличивают посевные площади, вкладываются максимально и в семена, и в удобрения, и т.д. Но с мая дождей нет. Первый, который я запомнила, прошел 12 июня.
В этом году очень тяжело принимали режим чрезвычайной ситуации. В коммерческих компаниях просто: нужно – идем и делаем без разговоров. И на контрасте с некоторыми вещами на госслужбе мне тяжело мириться. Я понимаю, когда люди говорят: «С вами начнешь работать, до колен ноги сотрешь».
В середине июня мы обратились в Гидрометеоцентр, чтобы объявить режим засухи на территории всего региона. Наша принципиальная позиция – не объявлять ЧС отдельно по районам. Потому что в большей или меньшей степени пострадали все. В середине июня нам подтвердили засуху только в двух районах. Мы не согласились с этим. Инициировали выезды комиссий в районы на поля, чтобы замерить уровень влажности в почве. Благодаря этой аналитике мы смогли обоснованно признать режим ЧС на территории республики. Подготовили запрос за подписью главы республики в адрес председателя правительства РФ, отрабатываем с минсельхозом вопрос о возможности возмещения убытков сельхозпроизводителям.
Аграрии потеряли порядка 81 тыс. га сельхозкультур. Прямые потери – 2,5 миллиарда рублей. И здесь еще не учтены потерянные потенциальные доходы.
Мы снижаем свои прогнозы по валовому сбору зерна. Для сравнения, в 2020 собрали 703 тыс. тонн. Сейчас рассчитываем всего лишь на 460 тыс. Конечно, я вспоминаю 2010 год с его ужасной засухой, тогда валовка составила всего 390 тыс. тонн.
Если фуражом, мы себя обеспечим, то вот зерновые на мукомольное производство и комбикорма взять негде. Соседние регионы также недобрали по урожайности.
Еще одна проблема – плохие семена. Сейчас я вижу на полях щуплое зерно, которое не способно передать хорошую генетику. Поэтому в срочном порядке на сентябрьской сессии добавляем объемы финансирования из регионального бюджета на семеноводство. И, конечно, очень надеемся на федеральные меры поддержки.
Почему агрострахование, столь популярное в Европе, не востребовано у нас?
- В этом году у нас застраховано всего 4000 га, основной массив в Шарканском районе. Почему так мало? Аграрии не доверяют страховым компаниям.
В 2010 году, когда тоже случилась серьезная засуха, в Республике было застраховано большое количество посевов. Но, к сожалению, возмещения аграрии не получили, т.к. им не хватило документальной базы для доказательства полученного ущерба.
Схема достаточно сложная – нужно документально подтверждать все выполненные агротехнологические процедуры. А аграрии не очень любят фиксировать документально процесс работы.
После в истории Удмуртии был такой период, когда аграрии начали «договариваться» со страховыми компаниями. В результате появилось несколько уголовных дел. Все испугались и попросту перестали страховаться.
Сейчас наша задача совместно с Национальным союзом страховщиков наглядно показать на примере четырех хозяйств, которые застраховали площади, весь процесс по возмещению ущерба. Что необходимо для этого делать, как избежать ошибок и т.д. Будем учить аграриев страховаться. Покажем им преимущества этого инструмента.
То есть основная причина – банальное недоверие системе?
- Мы же все друг другу не доверяем. Сельхозтоваропроизводители не верят переработчикам и государству. Государство не верит ни первым, ни вторым.
Я была руководителем хозяйства и прекрасно знаю, как «нарисовать» нужные показатели. Если надо, чтобы средняя продуктивность была 7500 кг, так и будет на бумаге. И никто не докажет, что это неправда в реальности.
Поэтому в 2018 году, только заступив на пост министра, я попросила руководителей: обнулитесь. Я была готова закрыть глаза на уменьшение посевных площадей, урожайности, продуктивности, поголовья. Потому что мне нужны реальные показатели, а не нарисованные. И да, посевные площади сократились, но валовка осталась прежней. Та же ситуация с поголовьем и надоями.
Руководители начинают понимать, что достоверные показатели нужны не мне, а им, в первую очередь. Чтобы мы для их блага принимали правильные решения.
Например, мы предоставляем сверх уровня федерального финансирования субсидию на производство молока с учетом прироста объема реализации. То есть нам все равно, какая у вас продуктивность. Потому завышая этот показатель искусственно ради субсидии, руководитель ставит в неудобное положение всю Республику. Потому что средняя продуктивность будет расти, и ее надо постоянно перепрыгивать. Это не может длиться вечно.
Три года вашей работы министром – реформистские или революционные?
- Революционные на 100%. И не всем аграриям это нравится, я знаю. Некоторые воспринимают мою политику в штыки. Я только учусь
быть дипломатом. Обычно говорю все открыто и прямо. И по своей неопытности в 2018 году сказала аграриям: сельское хозяйство – ваш бизнес, при чем здесь господдержка? Некоторые объявили тогда мне настоящий бойкот.
Пришло время определиться. Либо мы воспринимает сельское хозяйство как прибыльный бизнес, либо государство раз и навсегда принимает для себя решение содержать эту отрасль.
Нередко руководители вспоминают времена, когда были распределения по удобрениям и технике, цена литра молока равнялась цене литра топлива. Конечно, я очень благодарная плеяде руководителей, которые работали в то время. В самые сложные времена они буквально сохранили и сельские территории, и предприятия. Низкий им поклон. За их спиной богатый опыт, история.
Однако хватит оглядываться назад, давайте смотреть вперед. Сейчас мы живем и работаем в рыночной экономике.
Один из руководителей хозяйства внес предложение – сделать школу молодых руководителей. Я думаю, это отличная мысль. Воспитаем пласт хозяйственников с новой точкой зрения, что сельское хозяйство – это бизнес.
Я постоянно говорю аграриям, что они могут развиваться без господдержки, но на самом деле мы делаем все, чтобы ее увеличить. И у нас получается. В прошлом году на сельское хозяйство из бюджета РФ и УР направлено 2,5 млрд, в этом уже 2,9 млрд.
Ваш регион является профицитным как по объемам производства молока, так и по переработке. Между тем, перед аграриями стоит цель - миллион тонн молока. Есть ли свободные перерабатывающие мощности для такого объема? И главное, рынки сбыта продукции?
- Когда-то миллион тонн был красивой цифрой, сейчас это объективная реальность. Текущий год мы должны закончить на уровне 910 тыс. тонн. Для понимания, в сутки мы производим около 2000 тонн молока, а перерабатываем 1800. Примерно 250 тонн ввозим и столько же вывозим.
В Удмуртии 35 перерабатывающих предприятий разных форм. И мы понимаем, что с 2022-2023 года потребность переработчиков вырастет на 500 тонн в сутки. Или мы их будем завозить из-за пределов региона, или будем производить сами. Нам кажется, что все, что производится и перерабатывается на территории УР, должно идти в копилку региона. Гребет от себя только курица. Поэтому для нас миллион тонн молока – необходимость.
Рынки сбыта есть. Мы поставляем молоко в 85 регионов России. От Калининграда и Крыма до Якутии. Кроме того, наши предприятия активно выходят на экспорт. И здесь огромная работа «КОМОС Групп». Они поставляют продукцию, например, в Китай, Японию, США, ОАЭ. Надеюсь, что и другие предприятия подтянутся в направлении экспорта.
Сейчас кажется, что я - сумасшедший реформатор. Но оборачиваясь назад, понимаю, что раньше было принято много резких и сложных решений. И спустя годы они принесли плоды.
Так, Удмуртия одна из первых вошла в программу «Школьное молоко». Тогдашний глава республики Александр Волков собрал переработчиков и сказал, что мы будем кормить наших детей молоком, поэтому необходимо использовать упаковку тетра-пак, ставить детскую линию и аттестоваться. Это сложное решение. Ведь нужно понести серьезные затраты на организацию производства. «Сарапул-Молоко» первым стал выпускать продукцию в UHT-упаковке и первым же начал экспортировать.
Правильное решение тогда принял Александр Волков? Да, оно было непопулярное, люди злились. Но мы однозначно выиграли.
Мы уже всерьез задумываемся про миллион тонн зерна. Это не просто красивая цифра, это история про потребности. У нас есть свои комбикормовые заводы. Общая потребность в зерновых как на фураж, так и на продовольственные нужды – 923 тыс. тонн. При этом мы производим в два раза меньше. Зачем нам платить деньги в другие регионы, если какую-то часть, хотя бы на комбикормовые цели, мы можем производить на своих площадях.
Удмуртские аграрии нередко в кулуарах сетуют: у нас на рынке производства монополист «КОМОС ГРУПП», а на рынке поставщиков – «Интерпартнер». Не мешает ли такая монополия развитию агробизнеса в Республике?
- Мы не возражаем против конкуренции, она прекрасна, потому что формирует рынок. Мы приглашаем компании-поставщики из других регионов. Знаю, что и кировские начинают работать в УР.
«Интерпартнера» сейчас знает каждый производственник, по звонку они могут решить все свои вопросы. Аналогичный вопрос с переработчиками. Они очень хорошо кредитуют производителей. На эти деньги строятся фермы, закупается техника и прочее. У нас завязаны тесные связи, поэтому кажется, что рынок монополизирован. Хотя мы за конкуренцию на самом деле.
Единственный рынок, который бы мы хотели монополизировать – генетический. Над нами смеялась вся Россия несколько лет назад, когда мы начали формировать региональный индекс племенной ценности. Кстати, в этом году должны сделать уже 15 тысяч генпаспортов. Экспорт племенного материла – это новые возможности для развития наших сельхозорганизаций.
